Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями] - Сергей Беляев

Лиз сидела за столом в окружении пробирок.

— Мисс Элизабет, — произнес я, — простите меня.

Она посмотрела на меня так, как будто я был сделан из стекла. Ее взгляд не задержался на мне.

— Вы видите, я занята.

Она сурово смотрела на колбу, под которой лапчатым цветком распластался радужный венчик спиртовой горелки.

— Клянусь, я отберу сейчас у вора все украденное, — пробормотал я, обескураженный ледяным приемом.

Лиз не отвечала, занятая пробирками. Минут через пять она, не смотря на меня, произнесла:

— Вы еще здесь? Принесите ключи от парка, от клеток и дожидайтесь, когда за вами придет полицейский.

— Вы гоните меня?

— Профессор не захочет вас больше видеть. Он никогда не простит вас. — Мгновение Лиз смотрела на меня внимательно, как бывало прежде на уроках в парке. И я не прощу вас, — с горечью сказала она.

— Я виноват, но не так, как вы думаете! — воскликнул я в отчаянии.

Стараясь говорить спокойно, я рассказал Лиз, как поймал Вандока и как пожалел его. Но Лиз холодно покачала головой.

— И все-таки я не прощу вас. Я видела раньше в вас человека нашего круга, понимаете? Поверьте, я не стала бы тратить времени на уроки, если бы вы были лишь бродягой, как этот… Вандок. А вы не ценили этого.

Глаза девушки сверкнули недобрым блеском.

— Прощайте, — пробормотал я и повернулся к двери, видя, что разговаривать бесполезно.

В последний раз прошел я по парку, остановившись на минуту у изгороди, за которой росли низкие гималайские кустарники.

«Прощайте и вы, красотки», — подумал я, бросая печальный взгляд на пресмыкающихся, доставивших мне столько огорчений. А джирры равнодушно грелись на солнце.

Я отдал ключи от парка Ли и медленно поплелся к бунгало. Отчаяние грызло меня. Я был подавлен стыдом и позором. Вся низость и легкомысленность моего поведения предстали предо мною. Слезы выступили у меня на глазах. О, если бы увидеть профессора, рассказать ему все и вымолить себе прощение!

Так сидел я в оцепенении, пока не пришел полисмен и не приказал мне собирать пожитки. Китайцы привели Вандока. Полисмен первый уселся в авто.

— Ну-ка, ребята, садитесь, — сказал он. — Да не вздумайте бежать по дороге. Буду стрелять.

Шофер завел мотор. Из лаборатории выбежала Лиз.

— Передайте это письмо судье, — сказала она полисмену, вручая ему толстый конверт.

На меня она даже не взглянула. Полисмен важно спрятал конверт за отворот рукава и крикнул:

— Ехать!

Вандок с невозмутимым видом приподнял над головой рваную шляпу:

— До свиданья, миледи. Передайте привет профессору.

Он сидел рядом со мной, крепко держа в руках мешок. Тут я мог рассмотреть Вандока. Ведь все это время я видел его только по ночам. Он ничуть не постарел с тех пор, как мы встретились в Белл-Харборе; пожалуй, выглядел даже лучше и, уж во всяком случае, не походил на голодающего.

— Вам везет, Пингль, — процедил он сквозь зубы. — Вы только свидетель. А я не виноват…

— Не смейте разговаривать! — прервал его полисмен.

— Я и не разговариваю, — усмехнулся Вандок. — Я только высказываю вслух мысль, что в толстых конвертах, направляемых судьям, могут содержаться очень веские доказательства… Впрочем, молчу, сержант.

Я тоже молчал и думал о словах Лиз. Если профессор уехал с доктором Рольсом, то зачем Лиз обманывала меня соломенным чучелом? Я ничего не понимал.

Авто не отличалось быстроходностью. На шоссе по направлению к городу навстречу нам попадались скрипучие повозки, запряженные лопоухими осликами. Смуглые, оливковые люди в широченных соломенных шляпах несли на коромыслах пустые корзины. Плоды своих трудов они оставили на базарах Рангуна. На берегу реки под тенью манговых деревьев наше авто остановилось. Шофер наливал свежую воду в радиатор.

Бритый факир у края дороги учил своего помощника, рябого чернобрового парня, играть на флейте. Голые ребятишки сидели вокруг на корточках и внимательно смотрели, как ученик перебирал пальцами отверстия флейты. На плече у слепого нищего сидела голубая обезьянка и протягивала смешную лапку за подаянием.

Человек с зеленой повязкой на голове, прислонившись к стволу дерева, набивал желтым табаком длинную тонкую трубку и внимательно смотрел на меня и Вандока. Очень медленно он закурил трубку. Вандок взглянул на человека и почесал у себя за ухом.

— Не вешай носа, Пингль, — осторожно, чтобы не услышал полисмен, шепнул Вандок. — Я здорово проведу судью.

Человек в зеленой повязке отвязал гнедую тонконогую лошадь, вскочил на нее и тронул поводья. Лошадь взяла с места и запылила по шоссе к городу.

IV

На Востоке не любят долго держать людей в ожидании суда. Авто остановилось перед небольшим зданием. Мы высадились, а шофер повез посылки в торговую контору порта, обещав заехать обратно за полисменом. Итак, Вандок и я предстали перед судьей. Однако меня не обвиняли. Вандок оказался прав, словно знал содержание письма Лиз.

Судья, плохо выбритый и, очевидно, недостаточно выспавшийся, хмуро выслушал полисмена и обратил свой безразличный взгляд на Вандока.

— Кажется, я уже выслал вас в прошлом году? Или не вас? Но все равно. Бродяги всегда подозрительны, а те, которые, спасаясь от несуществующих собак, лезут ночью в чужие окна, доставляют правосудию одно беспокойство. Но вы обвиняетесь в краже змей. Очень хорошо. Если бы вы украли всех змей на свете, человечество было бы в крупном выигрыше. Ужасно противные существа…

— Змеи принадлежат профессору Мильройсу, — доложил полисмен.

— Ах, так, значит, змеи составляют частную собственность? Ну, это другое дело. Что это за змеи?

Полисмен разинул рот, желая ответить. Но Вандок словно дожидался этого вопроса. Не мешкая ни секунды, он тут же опорожнил свой брезентовый мешок прямо на стол перед строгим судьей.

— Вот они, ваша милость… Первосортные джирры…

Что тут произошло, боже мой! Жаль, что со мной не было киноаппарата!

Джирры заинтересовались новой обстановкой и зашипели, радуясь дневному свету. От их ночного добродушия не осталось и следа. Они моментально поползли по столу, полезли в судейские папки; джирры зарывались в бумаги, тыкались в чернильницу, две обвились вокруг подсвечников. Любопытствующие бездельники, тремя рядами сидевшие на скамейках для публики, исчезли, как по волшебству, давя друг друга и вопя;

— Джирры!

Судья подскочил в кресле и визгливо закричал:

— Полисмен! Бейте их по головам!

Полисмен понял приказание буквально, выхватил резиновую дубинку и бросился за публикой. Это был для него самый благоприятный предлог удрать от джирр.